Начало здесь zemphi.livejournal.com/373544.html и здесь zemphi.livejournal.com/373925.html
Первые официальные и гуманитарные контакты между Россией и Чили были установлены в первой половине XIX в., когда Чили посетили около 30 российских кораблей, капитаны которых являлись полномочными представителями российского императора. Причём первой российской экспедицией, проплывшей из Атлантического океана в Тихий, была кругосветка, возглавленная – ни много, ни мало – самим Крузенштерном.
(в связи с этим сделаю очередное лирическое отступление... Однажды - году в 2005-м - в порт Вальпараисо заходил барк «Крузенштерн» – российский учебный парусник, названный, соответственно, в честь Ивана нашего Фёдоровича. Поскольку я тогда работала у друзей (русских) в фирме, занимавшейся техобслуживанием навигационной аппаратуры и прочей морской электроники, мы крузенштерновского бортинженера быстренько идентифицировали, вызвонили и напоили до усрачки даже попробовали сманить на работу в фирму. Толковый такой парень оказался, шустрый. Но жизненные планы у него в тот момент были совсем другими, и превращаться в «сухопутную крысу» он не захотел... А лично мне с «Крузенштерна» в качестве сувенира обломились килограмм гречки и банка селёдки иваси!)
Так вот, возвращаясь к экспедиции Крузенштерна-человека... Он в отличие от других путешественников не вдоль берегов Чили плыл, а заехал ещё на остров Пасхи. Так наши мореплаватели стали одними из первых европейцев, посетивших остров и к тому же уточнивших картографические данные, оставшиеся от Кука (которого, по мнению В.Высоцкого, слопали аборигены вместо кока).
Путешествие состоялось в 1803-1806 годах, и была у него долгая предыстория: «В XVI-XVII вв., когда русские первопроходцы, покорив Сибирь, дошли до берегов Тихого Океана, Америка стала казаться ещё более притягательной. Карты и хроники того времени изображали лишь смутные очертания северо-востока Азии и северо-запада Америки... Русские исследователи были одержими стремлением разгадать загадку – существует ли пролив, отделяющий Азию от Америки или, возможно, это единый континент.
Когда Пётр Великий начал свою политику модернизации и европеизации России, Америка, реальная и воображаемая, стала более заметным фактором в жизни русского общества. Свидетельством тому, помимо всего прочего, стало появление в России американских сельскохозяйственных культур, одна из которых – картошка – вскоре сделалась «вторым хлебом» для страны.
В те же годы Петром Первым были рассмотрены несколько смелых проектов освоения Россией ещё не освоенных европейцами территорий в Южной Америке. Однако, они были отвергнуты как мало реалистичные. До 40-х годов XVIII в. наследники Петра продолжали изучение планов по проникновению в Америку через Атлантический Океан, но ни один из них не был осуществлён, ибо Россия исторически ориентировала свою экспансию на Восток. Кроме того, главный её торговый партнёр и союзник в восточной политике, Англия, категорически отверг возможность вмешательства русских в американские дела на Атлантике.Фактически речь шла об одном из первых негласных соглашений о разделе сфер влияния.
Одновременно были организованы морские экспедиции для исследования загадочной перемычки между Чукоткой и Аляской. Одна из них увенчалась открытием пролива, носящего сегодня имя своего первопроходца В. Беринга.
«...Заполярная Америка северного полушария, разведанная русскими моряками... оказалась совсем не похожа на тропический рай, описанный в своё время выходцами из Западной Европы. Можно предположить, что подобное восприятие Америки участниками... экспедиций подготовило их к знакомству с околополярными землями южного полушария.» Но всё это касается географии и этнографии вновь открытых земель. Важно то, какова была социальная подоплёка восприятия русскими Южной Америки. Далее Ольга пишет:
«Информация об американском колониальном обществе в России XVIII в. черпалась из переводов трудов европейских авторов, в которых преподносился (в лучших традициях Просвещения) образ «доброго дикаря» и порочного европейского колонизатора. Следуя этой же традиции, российские авторы использовали Америку, которую они никогда не видели, как символ сопротивления угнетению и рабству. Этот литературный приём позволял скрытым образом ... намекнуть на политическую и социальную ситуацию в самой Российской империи.
Появившаяся в те годы первая российская газета уделяла большое внимание международным новостям, в том числе и американским. В 1724-м году в ней впервые была упомянута Чили в рассказе об экспедиции Педро де Вальдивии и его трагической гибели... Примечателен тот факт, что в заметке уточнялось: «Эти события были описаны с большим умением испанским литератором Алонсо де Эрсильей в поэме, названной им в честь тех дикарей «Ла Араукана». Для нас весьма симптоматично, что первые известия из столь дальних и почти недоступных в ту эпоху стран связаны с легендами и литературными произведениями. Именно основанный на них вымышленный образ другой страны предшествовал первым контактам между двумя странами.»
Между тем, в 1732-м году корабли под российским флагом впервые бросили якорь у (северо-)американских берегов. В последующие десятилетия делались многочисленные попытки создать русские фактории на Алеутских островах и Аляске. Кульминацией этого процесса стало создание в 1799 г. Российско-Американской компании, основным видом деятельности которой стала торговля мехами – одним из основных продуктов российского экспорта. Становится понятным, почему российское государство придавало этим торговым отношениям такое значение... ну а помимо этого добивалось политического присутствия на берегах Тихого океана. Сложность сухопутного маршрута от российских берегов через всю Сибирь к главным экономическим центрам страны, вынудила русских к поиску морских путей сообщения. Поэтому в начале XIX Россия приступила к организации первых кругосветных путешествий.
«Единственный маршрут из Атлантического океана в Тихий проходил через мыс Горн, поэтому заход в чилийские порты стал для российских судов почти неизбежным. Таким образом... участники этих плаваний стали первыми русскими, рассказавшими соотечественникам о далёких землях в южной части Тихого океана... Среди прочих можно упомянуть команду Ф.П.Врангеля на военном транспорте «Короткий» и экспедицию, возглавленную Ф.П.Литке и М.Н.Станюковичем на шлюпках «Сенявин» и «Мюллер». Обе занимались исследованиями тихоокеанского побережья России, а так же собирали информацию по возможному созданию колоний в Океании. В записках капитанов нет упоминания о контактах... с властями, однако содержится ценная информация о различных сторонах жизни чилийских портов и близлежащих городов, обычаях населения, климате и пейзажах. Даже самые «сухие» описатели отмечают гостеприимство, райские пейзажи долин и красоту местных женщин...»
По последнему пункту не могу удержаться от комментария: это на них длительное воздержание в плавании подействовало (на капитанов, в смысле»), потому что чилийские тётки в массе своей довольно-таки страшные. То есть, у них как правило хорошие зубы и красивые густые волосы (которые они носят длинными, очень редко можно увидеть стрижки). Ну и в основном л у н о л и ц ы е они, на любителя. А ниже головы начинается атас. Широкие спины, отсутствие талии – наиболее заметное благодаря моде на джинсы с заниженной ею (талией)... жироотложения начинаются с живота и нависающих боков, а ножки тоненькие, короткие, практически без икр. Часто кривые. Впрочем, они не комплексуют абсолютно, и носят короткие юбки, эти самые джинсы с заниженной талией, топы и леггинсы. Во времена Станюковича всех этих деталей, понятное дело, было не разглядеть под корсетами и длинными платьями... Кстати, этот Станюкович – Михаил – был отцом того самого писателя, Константина Станюковича, который маринист.
«...В 1837-м появляется новый интересный источник: записки выдающегося русского географа и путешественника Платона Чихачёва – первым из соотечественников совершивлего сухопутное путешествие поо Южной Америке из Вальпараисо, через Сантьяго и до Буэнос-Айреса – через Кордильеры и аргентинскаюю пампу.
Чихачёв (1814-1892) принадлежал к новому поколению русских путешественников и географов. Его «специализацией» стали сухопутные путешествия вглубь континента, где, по его мнению, можно было сделать важные для человечества открытия, так как океанские берега вдоль основных морских маршрутов уже достаточно исследованы и описаны... Его литературные заметки о путешествиях публиковались после каждой экспедиции в «Отечественных записках». Там же появилась в 1844-м году его «Поездка через Буэнос-Айресские Пампы», где Чихачёв рассказывал о своём пребывании в Чили и Аргентине.
Текст выгодно отличается от докладов русских капитанов и личных дневников молодых моряков, ибо с первых страниц его автор предстаёт перед нами как наблюдатель-естествоиспытатель, интеллектуал, учёный и литератор. Его язык в первых главах книги строко академичен, автор часто обращается к Гумбольдту и другим учёным, с которыми он дискутирует. Литературные цитаты на нескольких языках, блестящий стиль, сочетание научного изложения с занимательными путевыми историями – всё это сделало Чихачёва признанным эссеистом той эпохи.
Особое место в его книге занимают этнографические описания жизни индейцев пампы и Патагонии. Чихачёв ставит в укор европейцам, писавшим об Америке в прошлые века, их исключительный интерес к естественной истории этих земель. «Разве не странно видеть в течение почти 300 лет, что исследования минералов, описания гор, рек и животных вызывают больше симпатии в Европе, чем судьба человека?... Безразличие европейцев ко всему, что касается жизни аборигенов до эпохи завоевания Америки, бездушная алчность, из-за которой они считали индейцев лишь немыми инструментами своей воли, а не наделёнными разумом существами, были основными причинами того, что сейчас у нас нет никаких определённых знаний о них». Кроме того, можно отметить, что следуя некой линии рассказов соотечественников, Чихачёв выделяет большой вклад индейцев, особенно инков и ацтеков, в развитие американского континента.
Чилийские впечатления Чихачёва в основном посвящены Сантьяго (он стал первым русским пуешественником, посетившим чилийскую столицу) и тем сторонам чилийской общественной жизни, которые уже тогда выделяли страну среди её соседей. «Признаки изобилия и благополучия» уведенные им в столице и сельских районах центральной долины, явились, по его мнению, «результатом разумного правления по сравнению с другими республиками испанской Америки, более обоснованных законов и более честных властей, чем в других бывших колониях». Ещё один момент, привлекший внимание Чихачёва – государственная работа по созданию системы бесплатного образования в Чили...
«Чихачёв делает важные лингвистические уточнения, убеждая своих соотечественников, что название «Чили» должно транскрибироваться на русский язык с буковй, которая соответствует звуку «Ч», а не «Х», как это было принято в прежних русских текстах согласно нормам произношения буквосочетания “ch” в немецком. Описывая чилийскую столицу, он с большим юмором рассказывает об Аламеде (главный проспект), женщинах Сантьяго и красоте природы в долине реки Майпо.
«...Пишет, что в то время в Южной Америке существовали две страны, где царил порядок: Парагвай, возглавляемый доктором Франсиа, и Чили, достигшая этого состояния посредством «консенсуса личных убеждений, стремления к хорошей организации граждан и неприятия анархии.»
«...Он считал, что политическая демократия есть и в соседней Аргентине, но там она не гарантирует стране прогресса, ибо лишена содержания, не будучи создана и принята самим обществом, как это произошло в Чили. По его мнению, аргентинская демократия является лишь копией североамериканской модели, что не позволяет аргентинскому обществу осуществить свой переход от прежних политических форм к новым.»
Снимаю шляпу перед Платоном Чихачёвым!
«В духе, типичном для русского православного менталитета и мессианской традиции, Чихачёв воспринимает бесконечные латиноамериканские войны, как испытание страданием, через которое должны пройти страны, чтобы добиться счастья. Этот аргумент традиционно использовался в России для придания смысла постоянным бедствиям в собственной истории. Книга Чихачёва... в течение десятилетий оставалась самым читаемым русским трудом о Южной Америке.
«Следующее поколение русских путешественников также оставило нам несколько ценных свидетельств. Первым следует упомянуть Алексея Владимировича Вышеславцева (1831-1888), военного хирурга, писателя и художника. Вышеславцев в 1857-1859 совершил с российской эскадрой кругосветное путешествие на клипере «Пластун» и корвете «Новик». О своих впечатлениях он рассказал в «Очерках пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857,1858,1859 и 1860 гг.» Они публиковались в «Русском Вестнике» и благодаря своему успеху позже были изданы отдельной книгой. Одна из глав её посвящена путешетсвию из Таити в Монтевидео через Пунта-Аренас.
Сам по себе маршрут «Пластуна» и «Новика» был необычен для русских кораблей. Как мы уже видели, все русские корабли приходили в Америку с востока, чтобы продолжить плавание в Тихом океане. Экспедиция, в которой участвовал Вышеславцев, двигалась в противоположном направлении, что стало возможным в результате применения на судах паровой тяги в сочетании с силой ветра, что позволило продвинуться к ранее неизвестным местам. Вышеславцев стал первым россиянином, который оставил сови описания красот Магелланова пролива, земель крайнего юга, самого южного города Чили – Пунта-Аренас – а также жизни и обычаев Патагонии того времени.
По описаниям Вышеславцева... очевидно, что он сравнивает эту зону с русской тундрой и Арктикой. В описании чувствуется красота пейзажа, но она не воспринимается как экзотическая. Нет никаких намёков на суровость климата, столь характерную для описаний европейцев и чилийцев из центрального региона страны.
Среди европейских обитателей Пунта-Аренас... Вышеславцев упоминает русскоговорящего финна, которого члены команды «Пластуна» принимают за своего. Так впервые появляется свидетельство о соотечественнике, живущем на крайнем американском юге.»
А вот замечание, ради которого и затевался рассказ о русских путешественниках на Южном Конусе:
«Почти все русские корабли, побывавшие в Чили и соседних странах, были военными судами, решавшими одновременно исследовательские задачи. Среди авторов русских воспоминаний нет ни одного делового человека, никто не проявляет к континенту предпринимательского интереса. Русские не ищут выгоды на Южном Конусе, отсюда и особый взгляд на индейцев и креолов.
«По отношению к индейцам русские, будучи представителями одной из самых многонациональных в мире империй, демонстрировали то, что мы сегодня называли бы «большой толерантностью» по отношению к различиям и состраданием к бедности. Так, даже во время встречи с аборигенами Огненной Земли у Магелланова пролива (это единственные жители Америки, которых мореплаватели сочли некрасивыми), взяло верх сострадание простых моряков к бедности этих голодных и раздетых людей. Им бросали еду и рубашки. Рассуждение мужика в военной форме было записано его лейтенантом: «Должно быть эти несчастные очень бедны, если ходят без рубашки по такому холоду.» Абориген воспринимался как страдающий человек и вызывал сочувствие, а не насмешку.»
Есть ещё одна особенность, связанная с восприятием русскими Америки. Отмеченная Ольгой связь, как мне кажется, актуальна и для сегодняшней России. И для «вчерашней» - в смысле, советской 20-го века. Её же можно испльзовать в качестве одного из глобальных выводов по тексту «Русские в Чили» в целом:
«Русская культура... XIX в. была по сути дворянской с заметным влиянием Просвещения. Она была романтической и антибуржуазной по характеру, но одновременно и сеньориальной. Университеты и другие элитарные учебные центры в России готовили высокообразованных людей, которые потом не были востребованы государством и обществом в полной мере (вспомним «лишних людей» классической литературы золотого века). Военная карьера была традиционной для этой среды, и в её рамках карьера моряка, географа или естествоиспытателя предлагала реализацию своих знаний и способностей, позволяла обрести смысл жизни, а так же становилась способом своего рода бекства от ограничений и несвобод, наложенных государством.»